Управляющий сочувственно покачал головой:

— Невозможно, конечно, разобраться во всем за несколько месяцев, Стефан. Мне все равно, кто это делает, но это аморально!

Телеграмма министру внутренних дел:

“Сэр, на экстренном совещании Всеобщего совета британских владельцев похоронных бюро, которое состоялось сегодня, единогласно принята следующая резолюция. Совет высказывает правительству свое серьезное беспокойство по поводу препарата под названием “антигерон”. Разрешение пользоваться им неминуемо приведет к падению спроса на услуги наших бюро, а это, в свою очередь, вызовет рост безработицы среди членов союза. Совет настойчиво просит предпринять действия, соответственно которым производство и употребление антигерона будут объявлены вне закона”.

— Я… э… я… я хочу знать ваше мнение о моем возрасте, доктор.

— Мадам, я здесь не для того, чтобы льстить своим пациенткам или разгадывать шарады. Если у вас нет свидетельства о рождении, обратитесь с Сомерсет-хауз.

— Но могло же случиться недоразумение. Я хочу сказать, бывает путаница, разве это не так? Это может быть и не мое свидетельство… Кто-то мог ошибиться, записывая в книгу, правда?

— Но это почти невозможно.

— Все равно, доктор. Я хочу увериться. Не могли бы вы…

— Если это какая-то игра, мадам, то я не принимаю участия….

— О нет, прошу вас, доктор…

— Я уже тридцать пять лет занимаюсь врачебной практикой, мадам. И за все это время ни у одного из моих пациентов, разве что совсем уж старых, не возникало сомнений относительно их возраста. И вдруг сегодня утром ко мне приходят две леди и требуют определить, сколько им лет. Это же абсурд, мадам.

— Но… я хочу сказать… Это стечение обстоятельств.

— Кроме того, это невозможно. Самое большее, что я могу сделать, это сказать приблизительно.

— Именно так вы ответили той первой леди?

— Я… э-э… да, очень приблизительно.

— Тогда, пожалуйста, не откажите и мне, пусть будет также очень приблизительно. Это так важно для меня…

— Три кофе, пожалуйста, Крис. Послушайте, парни, дела на бирже не улучшаются. Знающие люди говорили, что до конца недели все устроится. В субботу утром многие газеты удивлялись, почему в пятницу они впали в такую панику.

Когда биржа открылась, казалось, не произошло никаких изменений. Но это продолжалось минут десять, а потом снова началась паника. Цены полетели вниз, как осенние листья.

— Однако… о, спасибо, Крис… вот это девочка! Нет, Крис, если ты будешь пренебрегать мной, я пожалуюсь лорду-мэру, и он устроит тебе выволочку! Да, на чем это я остановился?

— Вы сказали “однако”.

— Неужели? Странно, почему? Если в этом антигероне что-то есть, почему же никто не подтверждает и не опровергает этого официально? Тогда бы мы знали, что делать.

— А вы сегодня читали газету?

— В газете об этом не сказано ни слова.

— Послушай, дружище, жены некоторых высокопоставленных лиц посещают салон “Нефертити”. В парламенте ходят слухи, будто они так глубоко в это верят, что убедили и своих мужей — вот где кроется причина.

— А теперь обдумайте все трезво. Это очень серьезно. Я думаю, слухи верны. Если бы там ничего не было, они давно бы уже развеялись. Этот антигерон уже вызвал замешательство на бирже. Если так пойдет дальше, то я не удивлюсь, если биржа прекратит операции, вплоть до какого-нибудь официального заявления.

— Разве такое возможно?

— А почему бы и нет, если это в ее интересах? Во всяком случае, могу побиться об заклад, что дело с этим антигероном никогда не зашло бы так далеко, если бы, черт их всех побери, о нем написали правдивую статью.

— Ну и что?

— Теперь самое время покупать — все летит вверх ногами.

— Что покупать, бога ради?

— Ладно. Только держите язык за зубами. Универмаги.

— Универмаги?!

— Тише, друг. Теперь слушайте. Это же ясно, как божий день. Знаете ли вы, что семьдесят пять процентов женской одежды в нашей стране покупают женщины в возрасте семнадцати — двадцати пяти лет?

— Правда? Звучит немного неправдоподобно, но я не понимаю….

— Однако это так. А это означает вот что: если даже этот антигерон не такой эффективный, как его описывают, — пусть он, скажем, только удваивает продолжительность жизни, — выходит, вдвое больше женщин будут считать, что они в возрасте от семнадцати до двадцати пяти; значит, они будут покупать вдвое больше одежды, чем сейчас. Верно я говорю?

— Значит, надо будет производить вдвое больше одежды.

— Тем лучше. А если эффект антигерона постоянный, еще лучше, ибо увеличение оборота на сто процентов — это не мелочи. Займитесь мануфактурой, и вы не ошибетесь.

— Но я все еще не понимаю, почему семьдесят пять процентов….

— Не имеет значения. Подумай над всем этим, дружище. Я исчезаю, чтобы вложить свои денежки в женское белье…

— Спилер! Спилер! Где вы?

— Я здесь, сэр Джон.

— Очень кстати. Спилер, вы знаете что-нибудь об этом антигероне?

— Только то, что писали в газетах, сэр Джон.

— И что вы об этом думаете?

— Я ничего не могу сказать, сэр Джон.

— Разговаривал со своей женой. Она верит в него безгранично. Уже несколько лет она посещает “Нефертити”. Должен согласиться с ней. Можно сказать, ни на один день не постарела с тех пор, как мы поженились.

— Леди Чертерхэм чудесно сохранилась, сэр Джэон.

— Черт побери! Взгляните на это фото. Сделано девять лет назад. Теперь она выглядит такой же молодой и красивой, как тогда, когда ей было двадцать лет.

— И в самом деле, сэр Джон.

— Я хочу, чтобы вы связались с женщиной, которая руководит этим заведением — какая-то мисс Брекли. Договоритесь немедленно о курсе омоложения. Сейчас же. Если она не будет соглашаться из-за чрезвычайной занятости, предложите ей двадцать пять фунтов сверх обычной платы.

— Но, сэр Джон, я понял, что леди Чертерхэм уже…

— Бог мой! Спилер, так это же не для моей жены, это для меня.

— О… э-э… да. Понимаю. Хорошо, сэр Джон.

— Это дело в стадии подготовки, инспектор. Все идет к тому, что нам раньше или позже придется арестовать ее, хотя бы для ее собственной безопасности. Как вы думаете, можно ли обвинить ее в торговле опасными лекарствами, что карается законом?

— Старший инспектор и я уже обговаривали этот вопрос, сэр. У нас нет доказательств, что она применяет какой-либо известный наркотик, и вся беда в том, что никакие лекарства не считаются опасными, пока они не квалифицированы как таковые.

— Тогда подозрение в незаконном владении?

— Слишком рискованно, сэр. Я уверен, что ничего запрещенного мы там не найдем.

— А как насчет бродяжничества?

— Бродяжничества, сэр?

— Она говорила им, что они будут жить двести лет. Это же гадание, да? А это делает се мошенницей или гадалкой, словом, кем-то, кто попадает под закон о бродяжничестве.

— Вряд ли это возможно, сэр. В действительности она ведь не занимается гаданием. Насколько я понимаю, она просто заявила, что есть средство, которое увеличивает продолжительность жизни.

— Все равно это может быть мошенничеством.

— Может, сэр. Но в том-то и дело, что никто не знает, мошенничество это или нет.

— Но мы же не можем ждать двести лет, чтобы убедиться в этом. Мне кажется, самое лучшее, что можно сделать, это квалифицировать ее поведение как ведущее к нарушению общественного спокойствия и придерживаться этого, пока нам так нужно.

— Я очень сомневаюсь, что это подтвердится во время сегодняшнего допроса, сэр.

— Возможно, Аверхаус, возможно. И все же нам нужны доказательства…

— Да, сэр. Я их добуду.

“Королева и антигерон. Газета “Ивнинг Флэг” не сомневается в том, что высказывает чувства подавляющего большинства своих читателей, заявляя, что приоритет в использовании результатов самого нового достижения британской науки должен принадлежать первой леди в нашей стране…”