Джейн воспитывалась совсем в иной среде, нежели Пол. Сколько она себя помнила, родителей всегда особенно волновали их финансовые дела. В семье Саксоверов деньги никогда не были главным; они, казалось, возникали сами по себе. Постоянной же заботой семьи Джейн, сколько она себя помнила, были проценты с капитала, который неуклонно уменьшался.
Френсис Саксовер мечтал совсем о иной жене для Пола. Кроме того, он прекрасно понимал, что блестящее положение Саксоверов сыграло определенную роль в ее выборе. Но, вспомнив всех предыдущих девушек своего сына, он сделал вид, что очень доволен Джейн. Джейн была красива и самоуверенна. Ее манеры и поведение были именно такими, каких и следовало ожидать от молодой женщины ее среды. Ее социальные инстинкты были хорошо развиты, а уважение ко всем заповедям, по которым в то время жило общество, было безоговорочным. Не приходилось сомневаться, что она станет весьма приличной женой и способной хозяйкой. К тому же, она знала, что делать и что ей нужно, — это тоже говорило в ее пользу.
И все же Пол прекрасно понимал, что ни отец, ни сестра не любят Джейн, хотя они стремились не показывать этого. Зефани как-то призналась:
— Извини, папа, я сделала все, что в моих силах, но мне все чаще кажется, будто она и я из разных миров. Она ни о чем не думает, она словно бы запрограммирована, как электронно-вычислительная машина. Она слушает и воспринимает, затем отбирает, соответственно срабатывают барабаны — клац-клац — и ответ готов в виде специального кода, который понятен людям, использующим тот же код.
— Разве это так плохо? — заметил Френсис. — В конце концов разве все мы не такие, если говорить честно?
— До определенной степени, — согласилась Зефани. — Но некоторые люди ведут нечестную игру, чтобы добиться своей цели…
Френсис испытующе посмотрел на свою дочь.
— Думаю, нам лучше оставить это, — сказал он. — Я верю, что мы сделаем все возможное, чтобы сохранить в нашей семье цивилизованные отношения.
— Конечно, — согласилась Зефани, а потом добавила: — Хотя слово “цивилизованные” и есть одно из тех, которые она расшифровывает совсем иначе, чем мы.
С тех пор Зефани начала медленно отдаляться от своего брата, что раздражало их обоих.
И все-таки Пол надеялся, что Джейн отнесется к его сообщению снисходительно.
Утро, понимал Пол, не идеальное время для обсуждения важных вопросов. С другой стороны, вечером они снова куда-то собирались, так что он снова окажется в такой же ситуации. Он также понимал, что чем дольше будет тянуть, тем сильнее позиции будут у Джейн. Наконец он отважился на прямой ход и за второй чашкой кофе все ей выложил.
Вряд ли можно себе представить, что ответит молодая женщина, когда муж за завтраком вдруг сообщает ей, что он проживет двести лет.
Джейн Саксовер взглянула на Пола совершенно равнодушно.
— Что ж, — сказала она спокойно, — продолжительность жизни намного увеличилась за последние пятьдесят лет. Возможно, уже следующее поколение будет жить до ста лет.
— Я не сказал сто, — подчеркнул Пол. — Я сказал: двести лет.
Джейн испытующе поглядела на мужа:
— Пол, а ты хорошо себя чувствуешь? Я же предупреждала тебя вчера, чтобы ты не смешивал напитки. Это всегда на тебя плохо действует…
Обычное хладнокровие покинуло Пола.
— О, боже! — воскликнул он. — Разве не я привез тебя домой? Неужели у тебя нет ни капельки воображения, чтобы понять это?
Джейн поднялась из-за стола:
— Если ты нарываешься на ссору…
— Сядь! — резко проговорил он. — И хватит разыгрывать один и тот же. спектакль. Сядь и слушай. То, что я хочу рассказать, касается и тебя.
Джейн понимала, что если она сейчас уйдет, то оставит противника в замешательстве и последнее слово, как всегда, останется за ней. Но Пол выглядел по-настоящему взволнованным, вел себя совершенно непривычно, и она заколебалась.
Когда он снова прикрикнул на нее, она села на место.
— Так вот, — сказал Пол, — если ты будешь слушать и хоть на минуту удержишься от ненужных заявлений, то поймешь, что я должен тебе рассказать о чем-то очень важном.
Джейн выслушала его, а потом заявила:
— Пол, неужели ты и в самом деле надеешься, что я в это поверю? Это фантазия. Твой отец, наверное, пошутил.
Пол сжал кулаки, но вдруг как-то обмяк.
— Очевидно, они были правы, — пробормотал он устало. — Лучше бы я ничего не говорил тебе.
— Правы кто?
— Отец и Зефани, конечно.
— То есть они велели, чтобы ты не рассказывал мне ничего?
— Да. Но почему это тебя вдруг взволновало? Все это шутка. Ты сама так сказала.
— А по-твоему нет?
— Бог мой! Во-первых, ты достаточно долго знаешь моего отца, чтобы понять, что он не станет шутить в таких делах, во-вторых, шутка должна вызывать смех. Что же смешного ты нашла в моем сообщении?
— Но почему же они не хотели, чтобы я знала об этом?
— Это не совсем так. Они хотели, чтобы я молчал, пока мы не выработаем какой-то определенный план действий.
— Но ведь я твоя жена и член вашей семьи!
— Отец не говорил об этом даже мне и Зефани вплоть до вчерашнего дня.
— Ты мог бы и сам догадаться. Как долго уже все это продолжается?
— С тех пор, как мне исполнилось семнадцать лет, а Зефани — шестнадцать.
— И ты надеешься, что я поверю, будто ты на протяжении десяти лет ни о чем не догадывался?
— Все, что случилось, было…
Он рассказал ей о выдуманной его отцом истории про новый способ иммунизации.
— Ранка быстро заживала, не оставляя ничего, кроме небольшой шишечки под кожей. Это повторялось каждый год. Откуда я мог знать, что это не иммунизация?
Во взгляде Джейн появилось сомнение.
— Но это должно было как-то проявиться. Ты так ничего и не замечал?
— Нет, — ответил Пол. — Я заметил, что очень редко простужаюсь. У меня лишь дважды за десять лет был легкий грипп. И что порезы и царапины почти никогда не гноятся. Это я замечал потому, что следил за этим. А зачем мне было следить за чем-то другим?
Джейн с минуту молчала.
— А почему двести лет? Почему так точно? — спросила она затем.
— Потому, что это вещество так действует. Я еще не знаю всех деталей, и, может, я их и не пойму. Из его рассказа я понял лишь, что оно замедляет скорость деления клеток и весь обмен веществ до одной трети от нормального. Значит, с тех пор, как мне было введено это вещество, я, проживая три года старею только на один.
Джейн на миг задумалась.
— Понимаю. Значит, теперь твой фактический возраст двадцать семь лет, а физический — немного больше двадцати. Ты это имеешь в виду?
Пол кивнул.
— Именно так я это понимаю.
— А ты никогда не чувствовал этой разницы?
— Конечно, я замечал, что выгляжу моложе своего возраста, вот почему я отпустил бороду. Однако есть много людей, которые кажутся моложе, чем на самом деле.
Джейн скептически посмотрела на него.
— Чего ты хочешь? — воскликнул он. — Стремишься убедить себя, будто я что-то скрывал от тебя? Теперь, когда мы знаем, мы, конечно, видим и доказательства. Почему, черт возьми, ты сама никогда не замечала, как редко я бреюсь? И как редко я обрезаю ногти? Почему же ты не сделала из этого никаких выводов?
— Ну, — протянула Джейн задумчиво, — если ты и не подозревал ничего, то Зефани-то, наверное, догадалась…
— Не понимаю, почему она должна быть более догадливой, чем я. У нее даже меньше фактов: ей не нужно бриться, — ответил Пол.
— Дорогой, — въедливо сказала она, — не пытайся со мной хитрить.
— Я не… О, я понял, что ты имеешь в виду. Все равно я не думаю, что она догадывалась, хоть она и более сметливая. Она как-нибудь выдала бы себя.
— Она должна была догадаться, — повторила Джейн. — Она часто бывает в Дарре. И даже если бы сама ничего не заметила, то могла бы услышать от кого-то, кто считал, что она знает.
— Но ведь я уже сказал, — терпеливо объяснил Пол, — никто другой ничего не знает об этом. Отец хочет, чтобы так было, пока все само не раскроется.